Йети родом из Тоо-Ашуу
В авторской рубрике «Полный бак счастья» представляем нашим читателям новую историю от талантливого рассказчика Полада Исмаиловича Сулейманова. За плечами автора — богатый жизненный опыт, а в сердце — любовь к жизни и людям. Читайте легкую, почти воздушную прозу и становитесь счастливее!
Часть первая
На рубеже восьмидесятых и девяностых более полугода работал я старшим лаборантом в одном замечательном НИИ с медицинским уклоном от Академии наук. В нем проводили научные эксперименты над животными, дабы затем применить полученные методы уже на людях. Так вот, ездили мы лабораторией летом в экспедиции, у института было два своих базовых лагеря: один на южном берегу Иссык-Куля, в местечке Улахол, и второй по дороге в Ош возле перевала Тоо-Ашуу.
Как это обычно происходит, в лагерь к ученым любопытства ради, послушать городские новости и поглазеть на странных ученых, а иногда просто разжиться спиртом (это были времена горбачевсого сухого закона) заходили местные жители. На перевале Тоо-Ашуу постоянных жителей как таковых нет, уж больно негостеприимные это места. Зато летом там, конечно, раздолье, обильное разнотравье, на которое пригоняли копытных с Чуйской долины для массового выпаса на джайлоо. Чабанов и табунщиков там летом в достатке, и в большинстве своем это народ суровый, грубоватый, с обветренными и задубевшими от горных ветров лицами.
Повадился к нам в лагерь каждый вечер один чабан. Приезжал он на какой-то флегматичной гнедой лошадке, был непонятного возраста от 40 и до 70 лет, с редкими моржовыми усами на дочерна загорелом лице. Одет он был в большой выгоревший брезентовый плащ, потертые сапоги и вылинялую шапку-ушанку. За день набродившуюся по горам лошадку он всю дорогу «подбадривал» словом «чу-чу» и для вида хлопал по ее тощему крупу камчой, хотя она от этого ни на шаг не шла быстрее. Кстати, камчу он так и не выпускал из рук, даже спешившись и отпустив конягу пастись. Так было несколько лет подряд — он кочевал неподалеку от лагеря ученых.
Приезжал он, как правило, не с пустыми руками, то кумыса в настоящем кожаном бурдюке привезет, то почти черного вяленого мяса, то каменной твердости пряников к чаю. Наш начальник радушно встречал гостя, как старого знакомца. Потом они шли в домик к начальнику, долго сидели там, и уже в густых, синих сумерках, пьяно покачиваясь в седле, чабан уезжал к себе — благо лошадка его знала дорогу как свои пять паль… как свои подковы.
Как-то раз на транзитной машине привезли «депешу», и наш начальник срочно отбыл в город. Вечером, как обычно, приехал «наш» чабан. Узнав, что начальник срочно отбыл в город, он заколебался, и даже его лошадь, почувствовав состояние хозяина, повернула было обратно к стойбищу. Чабан уже дернул поводья и, как будто вспомнив что-то важное, пальцем поманил меня к себе. Нагнувшись и дыхнув мне в ухо застарелым перегаром и луком, он без предисловий коротко спросил: «Спирт есть?» Вообще-то спирт был, но в то время я негативно относился ко всем любителям этого горячительного напитка и собрался уже категорически ему отказать. Однако взятый из дома томик Драйзера был дочитан еще вчера, и, немного поколебавшись, я утвердительно ему кивнул. Чабан слез с коня, привязал поводья к штырю, торчавшему из стены домика, сунул за голенище сапога камчу, которую никогда не выпускал из рук. Мы втиснулись в крохотный фанерный домишко, который я делил с нашим водителем, и сели на кровати. Я достал спирт в литровой банке. Чабан одобрительно крякнул, и глаза его заблестели. Он попросил сходить за водой, и я приволок эмалированное ведро студеной горной воды. Недолго раздумывая, чабан налил себе половину граненого стакана спирта, залпом выпил его, затем этим же стаканом зачерпнул воды из ведра и большими глотками запил спирт. Посидев минутку неподвижно, он отдышался, расстегнул свой брезентовый плащ и скинул на кровать шапку, обнажив совершенно седую голову. Увидев мой удивленный взгляд, он хитро подмигнул и начал свой рассказ. Я не буду в точности приводить монолог моего собеседника, изобилующий ненормативными и грубовато-специфическими словами. В переводе на «приличный язык» это прозвучало примерно так.
— Думаешь, отчего я такой седой? Мне всего 32 года. Не веришь? Вот если бы ты встретил снежного человека, наверное, тоже бы поседел, — сказал он.
Я удивленно и немного насмешливо на него посмотрел.
— Я расскажу тебе, как все это было, вот твой начальник тоже мне не верит, а ты поверь, — продолжил он таинственным шепотом.
Мой собеседник потянулся к банке со спиртом и снова налил себе полстакана. Затем повторил всю процедуру употребления спирта, вытер усы и рот рукавом жесткого плаща.
— Дело было в позапрошлом году, я здесь каждый год с отарой на джайлоо. Загон у нас постоянный, я немного подправил, что за зиму сломалось. Один раз ночью слышу: лошади забеспокоились, заржали, стали с привязи рваться. Овцы в загоне закружили. Я взял ружье, керосинку и вышел из палатки. Темно вокруг, я поначалу думал, что волки пришли. Обычно они к отарам не приближаются, боятся — у всех чабанов есть собаки и ружья. Решил загон по кругу проверить. Ружье наготове держу, курки взвел, у меня там картечные патроны заряжены. Смотрю, в круг света попадает рука, подержалась за жердь загона и исчезла. Я все-таки успел рассмотреть: большая была рука, больше, чем человеческая, покрытая густым, бурым волосом…
Продолжение следует…
П. Сулейманов
Иллюстрация сделана автором